Сегодня стоит кому-нибудь заговорить о кулачном искусстве, как он говорит о разделении на «внутреннюю семью» и «внешнюю семью». То Шаолинь объявляют «внешней семьей», а Удан — «внутренней семьей», то даосов — «внутренней семьей», а буддистов — «внешней семьей», однако все это — поверхностный взгляд. В названиях есть разделение на Шаолинь и Удан, но на практике нет разделения на «внутреннюю семью» и «внешнюю семью». Шаолинь — это монастырь, Удан — это горы; стили названы по месту происхождения и ни один из них не стоит выше другого. Однако в конце концов тому, что говорят о Шаолине и не говорят об Удане есть естественное объяснение. В кулачном искусстве монастыря Шаолинь очень много школ, их можно увидеть повсюду, они перемешиваются друг с другом, слово «шаолинь» стало привычным штампом. С уданским направлением все не так, занимающихся им крайне мало, многие люди и сказать-то не смогут в какой именно провинции горы Удан находятся, лишь поют с чужого голоса. Разве Чжан Сунси из провинции Чжэцзян не к уданскому направлению относится, к его «истинной линии»? А слышал ли кто-нибудь о бойцах в Чжэцзяне, являющихся преемниками Чжана? Лишь в последнее десятилетие люди начали считать, что Удан достоин хоть какого-нибудь уважения. Как раз в этом и есть причина скрытности и проявленности Шаолиня и Удана. А их берут и тут же делят на «внешнее» и «внутреннее»! Ну а если кулачное искусство не делится на внешнее и внутреннее — можно ли его формы делить на жесткие и мягкие?
Не знают, что можно тренироваться от мягкого к жесткому, а можно — от жесткого к мягкому, жесткое и мягкое хотя и разделяются, но в итоге дают один и тот же результат. В ушу применения достигают гармонией, в гармонии постигается подготовка храбрости. Я тренирую кулачное искусство уже несколько десятков лет. Первоначально обманывался простонародным взглядом, каждый день концентрировал ци в даньтянь, низ живота стал прочным как камень, возбуждалось ци внутри живота, мог отбросить человека на сюнь [прим.перев. — 8 чи, около 2,5м] или на чжан [прим.перев. — 10 чи, около 3,3м], человек отлетал и падал, и никогда не было иначе. То, что называют «сконцентрировать ци и опустить вниз» — это почти то же самое, что в кулачном искусстве называют «внутренним усилием». Тот, кто не может опустить ци в даньтянь в низу живота — тот и есть «внешняя семья».
Однажды почтенный господин Сун Шижун из провинции Шаньси прислал мне письмо с приглашением, и я с узелком отправился в Цзинь [прим.перев. — образное название провинции Шаньси, на территории которой в древности находилось княжество Цзинь]. После обмена любезностями я спросил о различиях между внутренним и внешним, и вот что сказал господин Сун: «У дыхания есть разделение на внешнее и внутреннее, в кулачном искусстве же нет разделения на внешнее и внутреннее. Искусен в культивировании ци — это «внутренняя семья», неискусен — «внешняя семья». Вскормил необъятное количество ци — реально вступил в тайный смысл «внутренней семьи». В наработке и применении кулачного искусства в движении требуют покой, при использовании сидячей наработки в покое требуют движения. Истина в том, что в движении есть покой, в покое есть движение, тело есть единое целое, здесь двух мнений быть не может. Ну а раз сказано, что покой в пределе рождает движение, движение в пределе рождает покой, то движение и покой порождают друг друга, если бы существовало разделение на внешнее и внутреннее, то разве ошибка на волосок в начале пути не рождает расхождение на тысячи ли в конце? Когда я говорил о том, что у дыхания есть разделение на внешнее и внутреннее, то имел в виду лишь его сквозность. В чем же различие между сквозным и не сквозным? Рассмотрим не знающего как тренировать кулачное искусство или только приступившего к тренировкам кулачного искусства — у него дыхание обычно доходит до среднего уровня и останавливается, после чего начинает идти обратно, ци всплывает вверх, это и называется «дыхание не сквозное». Если довести это до предела, то ци и кровь будут заняты, будешь храбр и в драке яростен, огненное ци слишком усилится, станешь слишком высохшим. Если же дыхание может опускаться вниз, вплоть до даньтяня, то в результате долгой тренировки сердце и почки смогут взаимодействовать, огонь и вода будут взаимно протекать, огненное ци не будет раскаляться, дыхание будет естественным, не будет доходить до среднего уровня и возвращаться. Про такой метод и говорят «внутреннее и внешнее взаимно проникают», «верх и низ взаимно проникают», ци идет гладко, поэтому дыхание сможет достичь нижней части. Ци и тело — это одно, и неправильно считать их двумя разными вещами, ибо это ведет к несквозности.
Господин Цзы Юй говорил: «Добивайтесь успокоенности сердца, успокоенное сердце возвращается и позднее рождает Дао». Это то, что в даосизме называют возвращением взора и обращением слуха». Я спросил: «А разве это не то, что непосященные в кулачном искусстве называют внутренним усилием? Когда ци уже опустилось в даньтянь и низ живота стал твердым как камень…» Господин Сун сказал: «Нет! Нет! Если даже ты и опустил ци в низ живота, ты не превратишь его в твердый если не накопишь до предела, иначе не будет высшего мастерства». Я задал вопросы относительно превращения. Господин сказал: «Наличие — словно отсутствие, полнота — словно пустота. Живот тверд — это не истинный путь. В «Мэн-цзы» сказано: «Гуманность означает движение, отсутствие гуманности тоже означает движение». «Чжун юн» [прим.перев. — «Учение о середине», один из классических философских трактатов конфуцианства] полностью описывает «срединную гармонию». Нужно понять, что о чем бы ни говорили древине — везде есть форма и ее проявление. В кулачном искусстве тоже важную роль играет срединная гармония, гуманность и справедливость. Если не поймешь этого принципа, то можешь натренироваться так, что будешь ловким как волшебная летающая лошадь, сильным настолько, что сможешь поднимать тысячу цзюней веса, но это будет всего-навсего храбрость мужлана, так и останешься человеком внешней семьи. Если же натренировался до срединной гармонии, понял, что такое гуманность и справедливость, каждое движение совершаешь в соответствии с ритуалом, во всем видишь смысл, то такой человек хотя и не обладает силой, позволяющей поднять сто цзиней, но его можно назвать человеком внутренней семьи. К тому времени хорошо овладеешь вскармливанием ци, пронзишь внутреннее и внешнее, сможешь давать оценку наличию и отсутствию, достигнешь величины и жесткости, будешь вскармливать правильно и без изъянов, не будет такого места где бы не было, не будет такого момента времени когда бы не было, будешь вбирать и испускать, использовать широкое и формировать мелочи.
Древние говорили: «вещь за вещью — Великий предел, вещь за вещью — инь и ян». Когда в человеке есть ци срединной гармонии Неба и Земли — это еще не Великий предел. «Книга перемен» гласит: «вблизи постиг все тело, вдали постиг все вещи». Сердце внутри — законы в окружающих вещах, вещи снаружи — законы в сердце, у внутреннего и внешнего — единый закон, вот и все.» После этого я стал понимать, что путь кулака — это путь Неба, а путь Неба — это путь человека. Также понял, что хотя у приемов кулачного искусства названия и различны, но суть едина. Если кто-то считает, что существует разделение на внешнее и внутреннее, то на самом деле такой взгляд неверен, такой человек еще не постиг законов кулачного искусства. Речь должна быть спокойной, движения — естественными. Я сам обошел все земли, и везде истинная сердцевина формирует внешнее, в кулачном искусстве не может быть иначе. Рассмотрим героев древности. Гуань Чжуанмяо и Юэ Чжунъу считаются высшими авторитетами периода Вёсен и Осеней, они говорили о «Ли цзин» и «Юэ цзин», высоко ценили «Ши цзин» и «Шу цзин», потому и тысячу лет спустя перед ними благоговеют и их почитают. Тянь Кайцян и Гу Ецзы же были не более чем обычными героями. У одних внутреннее и внешнее были едины, внешнее и изнаночное, тонкое и грубое — нет такого, где бы не достигало; другие же утратили защищаемое, о чем очень сожалели. Господин Сун еще сказал: «Кулачное искусство может изменить характер человека». Я сам пока не увидел движение силы — не воспринимал наставлений представителей старшего поколения. Сегодня, когда Институт гошу провинции Цзянсу выпускает ежегодник, посвященный восемнадцатой годовщине [прим.перев. — имеется в виду 18-я годовщина Китайской республики, т.е. дело происходит в 1929 году, что согласуется с последующей фразой — в этом Институте Сунь работал с 1928 года], я работаю в Институте уже второй год, и начинаю понимать насколько невежественен я был, пустые люди язвят, но я слышал мудрые слова представителей старшего поколения и чуствую стыд.